Тишина после его случайной оговорки прозвучала оглушительно и Артур весь напрягся, ожидая гнева дяди, разочарования или новой для них сдержанной отстраненности, теперь, когда он понял, наверное, какой Артур на самом деле. Дядя решит, что Артур его обманывал годами? Что он уже, но испорчен? Пока дядя молчал, Артур надумывал себе ситуацию одну страшнее другой, хотя и мгновение этой тишины в самом деле было до смешного короткими.
Он уже почти видел, как дядя возвращает его матери прямо сейчас, как вдруг тот подался ближе, обнял его за талию, коснулся щеки, склонился ниже и Артур забыл, как дышать, во всё глаза глядя на Мерлина.

Он был так близко, ближе, чем когда-либо только прежде, держал бережно, осторожно, но как-то надежно, так, что Артуру то казалось правильным. Словно он вдруг оказался в самом правильном месте во всех мирах: в руках своего дяди, владыки подземного царства. Тот нежно погладил его по щеке и Артуру вовсе показалось, что у него подкосились ноги. Он весь как-то обмяк в руках дяди и порывисто потянулся, хватая его за плечи, лишь бы удержаться на ногах.

Дядя говорил какие-то невероятные вещи и Артур слушал жадно и восторженно, не веря почти, что это в самом деле правда. Что дядя может говорить ему такое. Что он такое может к нему, Артуру, чувствовать! Во имя Стикса, в Артуре же нет ничего такого, он даже цветы вырастить не способен! Правда, дядя об этом не знает и Артур не представляет, как мог бы решиться признаться ему в этом. Особенно теперь.

Артур неверяще, во все глаза смотрел на дядю и буквально боялся отвести взгляд, словно эта прекрасная мечта могла вот-вот выскользнуть у него из рук, хотя ничего нет в словах его, ни в действиях не было похоже на шутку. Он так крепко держал Артура, так близко наклонялся к нему, что каждое его новое слово оседало у Артура на губах.
Он сглотнул нервно, с тихим всхлипом, взглянув завороженно на такие близкие губы, почти обещающие ему поцелуй и снова поднял взгляд на глаза дяди.

- А Вы решите никогда не отпускать меня? - осторожно и с надеждой шепотом спросил Артур, вглядываясь в глаза дяди. - Решите, что я могу остаться рядом с Вами навсегда? Разве может быть... - с затаенным страхом тише прошептал Артур, решаясь и потянувшись осторожно, ласково скользнул пальцами по бороде и щеке дяди, - разве возможно, чтобы Вы сочли меня достойным остаться рядом с Вам навсегда? Потому что я не знаю ни одного бога, прекраснее, великолепнее и лучше вас, дядя.

Если слава казались фантазией, прекрасным сном, который вот-вот мог рассеяться, то поцелуй... О, Стикс, поцелуй его дяди был реальностью, шокирующей и прекрасной, абсолютно невероятной и самой замечательной! И Артур тихо застонал, крепче сжимая плечи дяди и подаваясь вперед, открываясь навстречу этому поцелую, теперь не смея сомневаться, что все это было всерьез. Он не целовался прежде, даже с нимфами, это казалось и неловко, и неправильно, хотя те со смехом часто зазывали его в свои хороводы. Но поцелуи всегда казались Артуру чем-то особенным и даже если он и не ждал, что однажды сможет в самом деле целоваться со своим дядей, это не меняло того, что сердце свое Артур уже отдал ему и целоваться с кем-то другим было не правильно. Он мог бы думать тогда о том, как и когда в таком случае вообще с кем-либо собирается целоваться, но это до сих пор не слишком волновало Артура, а теперь... а теперь и вовсе не имело больше смысла, потому что его первый поцелуй происходил прямо сейчас и происходил с тем, кого он любил и о ком не смел и мечтать.

Артур выдохнул в поцелуй, тихо не то постанывая, не то поскуливая, скользнул ладонями по плечам дяди, обнимая его за шею и приподнялся на носочках, стараясь прижаться ближе к нему, вжаться, быть совсем рядом и не заставлять того слишком уж наклоняться. У дяди были уверенные, такие мужские, такие требовательные губы, чуть кололась голова и он обнимал Артура крепко, так, что и сомнений не оставалось, что тот в самом деле хочет им обладать. И Артур стонал тихонько в его губы, обнимал его, жался к дяди, открывая губы навстречу поцелую, который становился глубже и требовательнее и сам больше всего хотел принадлежать своему дяди. Насовсем. Навсегда. И никогда не покидать его Подземного царства, навсегда остаться рядом с ним. Даже если Артур и знал, что на самом деле не заслуживает места рядом с его троном. Если на самом деле он был плохим богом-неумехой, который не мог вырастить и цветка, который оказался здесь обманом и который не заслужил место рядом с таким богом, как Мерлин.

И как бы не был Артур счастлив сейчас в руках дяди, под его поцелуями, он не смел так его обманывать. Тем более, что дядя назвал его достойным его, а Артур только врал ему.

Он замычал несчастно в губы дяди, призывая остановиться, заставил себя расцепить объятия, снова опираясь руками в плечи дяди, чуть отстраняясь и разорвав поцелуй взглянул ему в глаза виновато и несчастно.

- Я... я на самом деле не достоин вас, - охрипшим вдруг голосом несчастно шепнул Артур. - Я... соврал вам. Простите, дядя, Вы позвали меня к себе и я так хотел, так мечтал провести время рядом с вами, побыть рядом с вами хоть сколько-нибудь, даже если потом вы будете злиться и разочарованы во мне, но теперь... Вы целуете меня, называете достойным, но я ничего из этого не заслужил. Я... - Артур закусил губу виновато, сильно, до боли, заставляя себя сделать свое признание, после которого, должно быть, дядя вернет его обратно и никогда больше не захочет видеть. Но лучше сейчас, чем позже, когда дядя будет его только лишь презирать, а может быть, даже ненавидеть: - Я пока не умею выращивать цветы. И вообще что-либо. Я учусь, но у меня пока не получается. - Чуть слышно признался он и не в силах видеть отвращение или разочарование в глазах дяди опустил глаза. - Вы сказали, что не спешите и я подумал, что это только к лучшему. Что я смогу быть рядом с вами как можно дольше и если для кого я и научусь этому быстрее, то, должно быть, для вас, но сейчас... я не достоин вас, дядя. Я даже не бог еще толком, я ничего не умею и ни на что не способен. Пока я не заслуживаю ни ваших поцелуев, ни вашего внимания. Но если Вы дадите мне время, обещаю, я всему научусь... - Он знал, что ему нужно смотреть на дядю хотя бы тогда, когда он просит его о чем-либо, но даже сейчас Артур не мог поднять на него глаза.